Книга Алексей Щусев. Архитектор № 1 - Александр Анатольевич Васькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, о чем мы здесь рассказали, — не частный случай из нашей жизни. Ибо подобные болезненные явления создают нездоровую атмосферу в среде архитекторов, уводят нас от наших творческих вопросов, отбрасывая к самым гнусным порядкам, возможным только в условиях капиталистической действительности.
Мы не сомневаемся в том, что советская общественность по достоинству оценит деятельность Щусева»[218].
Авторами этой своеобразной биографии своего начальника выступили его заместители по гостинице «Москва» — Савельев и Стапран. Они давно уже затаили обиду на Щусева, считая, что он примазался к их проекту, пытается присвоить авторство.
Действительно, и сейчас трудно определить — в какой части каждый из трех зодчих внес свой вклад в проект гостиницы. Это скорее вопрос профессиональной чести каждого из них. Но после того знаменательного диалога с Молотовым на съезде этическая проблема переросла в политическую. По сути, увидев, что Щусеву указали на место, его недоброжелатели, друзья и приятели, поняли, что настало время поплатиться с ним и за его успех, и за славу, и за привилегии, короче говоря, за все то, что называют «положение в обществе».
Удивляет резкий тон статьи, кажется, что написана она не обидевшимися зодчими, а каким-то более значимым лицом, взявшим на себя полномочия решать, кто может, а кто «не может участвовать в созидании величайших памятников истории». Величайший памятник — это, конечно, не гостиница, а мавзолей. Так что автором этого сооружения мог быть объявлен и другой человек, например, тот же щусевский помощник Тамонькин, о притязаниях которого мы еще расскажем.
Если рассматривать эту статью не только как сведение личных счетов с Щусевым, а в более широком контексте, то она вполне вписывается в стиль управления советским искусством в 1930–1950-е годы. Подобные публикации ставили своей целью оказать давление не только на архитекторов, но и на писателей, композиторов. Возьмем хотя бы статью 1936 года в «Правде» — «Сумбур вместо музыки», направленную против Дмитрия Шостаковича, обвиненного во всевозможных тяжких грехах, и в том числе в формализме. Статья больно ударила по композитору, отбив желание и у многих его коллег высовываться, особенно зловеще звучали следующие слова: «Это игра в заумные вещи, которая может кончиться очень плохо».
И статья в «Правде», и последовавшие за ней «письма в редакцию» от неожиданно прозревших коллег Щусева, и публикации в других изданиях били по вчерашнему корифею прямой наводкой:
«К сожалению, в нашей архитектурной среде еще гнездятся разнообразные проявления безответственности и беспринципности, равнодушия к подлинным интересам советской архитектуры и строительства, эгоистический, а подчас и прямо рваческий подход к работе, самореклама и игнорирование общественной критики. Материалы, опубликованные „Правдой“ об архитекторе А. В. Щусеве, вскрывают эту неприглядную сторону нашей архитектурной жизни. Эти материалы показывают, насколько слабо наша архитектурная общественность борется с беспринципным делячеством отдельных архитекторов, проходя также мимо достаточно, отчетливых проявлений антисоветского нутра некоторых маститых и не маститых „деятелей“ архитектуры.
Мастер, обладающий громадным практическим стажем и пользующийся очень широкой известностью, не погнушался вступить в беспринципную по своему содержанию и циничную по своим приемам „борьбу“ со своими же младшими сотрудниками, сотоварищами по работе. Вместо того, чтобы быть их руководителем, помогать их творческому росту, старый и опытный архитектор Щусев отнесся к ним, как торгаш-конкурент, не помышляющий ни о чем ином, как об эгоистических интересах своего „имени“. Архитектор А. В. Щусев перенес в советскую архитектурную мастерскую нравы и навыки торгашеской конторы дореволюционного подрядчика, — и, соответственно этим навыкам, определял свое общественное поведение.
Политическая нечистоплотность и двурушничество, пренебрежение к общественной и профессиональной этике органически связаны и с творческой беспринципностью. Всем известно, что Щусев, при всех его архитектурных способностях, не имеет творческого лица, или вернее, имеет совершенно определенное лицо эклектика, архитектора, определяющего свои творческие методы и приемы „от случая к случаю“. Достаточно сопоставить друг с другом крупнейшие постройки, выполненные по проектам Щусева, чтобы эта творческая беспринципность и безыдейность обнажилась со всей наглядностью… Этот „именитый“ архитектор не останавливался перед явной халтурой, — весьма охотно разглагольствуя о борьбе за высокое качество архитектуры. Легко понять, какое отношение к поручаемому делу мог привить такой архитектор молодежи, — если бы только эта последняя следовала за ним»[219].
В ответ ошеломленный Щусев послал было телеграмму в Союз архитекторов с просьбой защитить его честную репутацию от «грязной клеветы Савельева и Стапрана». Однако в родном союзе его не поддержали. Более того, уже через день после выхода газеты 2 сентября 1937 года была собрана партгруппа Всесоюзного и Московского союза архитекторов под председательством Каро Алабяна, на которой вчерашние коллеги будто соревновались в том, как больнее ударить по Щусеву. Оказывается, что у Щусева — «антисоветская физиономия», что он как царский академик не имеет права называться академиком советским, и самое главное, что он есть самый настоящий классовый враг, в отношении которого должно принять самые срочные радикальные меры.
Собралось и правление Mосковского отделения союза советских архитекторов. Вот лишь некоторые выступления:
Архитектор Чечулин: «Щусев считал, что способный архитектор, прежде всего, должен работать на него. Молодых архитекторов он просто бесцеремонно эксплуатировал. Помощи от него получить было невозможно. Жадность привела Щусева к халтуре и творческой беспринципности».
Архитектор Гольц: «У Щусева нет, творческих принципов, идейно-творческой линии. Он ничего не ищет, а только штампует и фабрикует. Ведь он часто говорил: „Берите все стили и комбинируйте“. Комбинируйте! Вот какой „символ веры“ был у архитектора Щусева. Какой же идейно-творческой, серьезной, государственной деятельности можно было ждать от архитектора Щусева при таком беспардонном отношении к своей профессии, к своей творческой, деятельности в советской стране? И по какому праву он считался „ведущим“ советским зодчим? Когда смотришь произведения и проекты, подписанные Щусевым, то видишь множество рук. Разнобой, разностилье, какофония, как будто это делала не одна уверенная рука мастера, а несколько рук мастеров и подмастерьев. Это и неудивительно, ибо на Щусева действительно работает множество рук».
Архитектор Земский: «По какому же праву Щусев носит звание академика? За какие заслуги перед наукой и обществом? Почему только после сигнала „Правды“ архитектурная общественность и руководящие органы союза архитекторов взялись, за изучение и проверку жизни и деятельности архитектора Щусева?»
Архитектор Власов: «Щусев забыл о тех замечательных идеях тов. Л. М. Кагановича, которые были положены в основу организации творческих мастерских. Он извратил эти идеи. Всякое идейно-творческое начало было подменено им делячеством».
Архитектор Вайнштейн: «Союз и отдел проектирования либеральничали со Щусевым,
